Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Глава 3. Художественное своеобразие лирики м. Цветаевой». Если у Вас нет времени на чтение или статья не полностью решает Вашу проблему, можете получить онлайн консультацию квалифицированного юриста в форме ниже.
Тема стихотворения «Идешь, на меня похожий» ни что иное как смерть. Однако смерть не как разрыв связи с внешним миром, а как некое отчуждение, при котором связь все таки сохраняется. На этот раз поэтесса представила себя давно умершей и обращающейся к случайному посетителю ее могилы.
Активное индивидуально-авторское словообразование является одной из самых ярких примет стиля Цветаевой. Новообразования Цветаевой настолько многочисленны и разнообразны. Попытки составить списки окказиональных слов и, тем более, анализ материала показывают, что окказиональное словообразование Цветаевой ставит перед исследователем немало проблем, обсуждение которых может быть полезно и для понимания сущности цветаевского словотворчества, и для изучения поэтического языка в целом.
Противоречие между узуальным и окказиональным словом возникает уже при отборе материала. Проявляется оно в насыщенности поэзии Цветаевой потенциальными словами, образованными по продуктивным моделям и занимающими промежуточное положение между узуальными и окказиональными лексемами (такие слова не входят в нормативные словари, но легко возникают в бытовой речи и в художественном тексте): близь, спех, домашнесть, дочерство, заоблачье, зеленоводный, хвататели, всплачет, посеребрел.
Часто Цветаева заменяет один продуктивный аффикс другим, так что слова как бы заново составляются из морфем непосредственно в тексте: отверженство, глухость, седь, седость (ср. отверженность, глухота, седина). Замещение морфем демонстрирует внутреннюю форму новообразования, оживляет этимологию исходного однокоренного слова, а также вызывает представление о целом классе слов с тем же аффиксом.
В лирике Цветаевой можно найти множество существительных с абстрактным суффиксом –ость. Во многих случаях эти слова образованы не как самостоятельные единицы, а как элементы словосочетания:
На безусости лица, / На кудрей на светлости («Федра»); Не приземист — высокоросл / Стан над выравненностью грядок («Не приземист — высокоросл…»); Над каменностию простынь («Кузьмину»); обессыновленность ста родов («Так — только Елена глядит над кровлями…»); В некой разлинованности нотной («Рельсы»). Имена отвлеченных признаков осуществляют конструктивную функцию словообразования.
Особую группу составляют существительные на –ость с конкретным значением — предмета или лица. При этом обычно узуальное слово становится окказиональным в контексте: Две вечности, две зелени: / Лавр. Мирт / Родства не предали! (о растениях — «Федра»); Прелесть гибнет, а зрелость спит? (о девушке и гражданах) («Ариадна»); Хлещи, стужа! / Терпи, кротость (о девушке) («Молодец»).
Цветаева создает множество существительных от причастий: бритость, выведенность, застрахованность, истерзанность, в закинутости, оставленность, побитость, в разлинованности, распластанность, срифмованность, штампованностью и др. У всех этих новообразований производящие причастия — страдательные, прошедшего времени. Существительные нередко сохраняют в себе не только видовое значение, но и глагольную сочетаемость (управление или примыкание).
Действительные причастия, напротив, вообще не образуют существительных на –ость, и у Цветаевой их нет ни одного. Очевидно, это не случайно, и можно предположить как объективную (языковую), так и субъективную (картина мира Цветаевой) причины такого ограничения.
Естественность словотворчества Цветаевой в большой степени обеспечивается помещением окказионализма в словообразовательный контекст, подготавливающий появление нового слова. Словообразовательный контекст формируется у Цветаевой по-разному, иногда достаточно простым рассуждением-псевдосиллогизмом, как, например, в реплике крыс из сатирической сказки «Крысолов»:
Дело слов:
Крысо–лов?
Крысо–люб: значит, любит, коль ловит! («Крысолов»).
Или свертыванием изображаемой картины в одно слово:
Жены встали, солнце вышло,
Окружен, женоувит –
Кто всех диче, кто всех тише?
Ипполит! Ипполит! («Федра»).
Иногда появление нового слова готовится задолго до его употребления в тексте. Так, слова чехолоненавистник и футлярокол (ими в поэме «Крысолов» называет себя музыкант) подготовлены сценой, в которой городские власти предлагают наградить освободителя футляром для флейты. Футляр этот становится знаком ограничения свободы творчества и свободы личности. В строках Певцоубийца Царь Николай Первый («Стихи к Пушкину») окказионализм образован не только заменой первого корня слова цареубийца, но и идеей всего цикла о сакральной царственности поэта. В стихах этого цикла Пушкин противопоставлен царю Николаю I как ничтожеству и уподоблен царю Петру I как творцу.
Омонимия существительного с императивом, широко представлена в поэзии Цветаевой. Совпадение существительного с повелительной формой глагола представлено в произведениях Цветаевой очевидными столкновениями этих форм, как, например, в поэме «Молодец»: Синь да сгинь — край села, в поэме «Переулочки»: Синь-ты-Хвалынь, / Сгинь-Бережок! Следует иметь в виду, что синий цвет у Цветаевой маркирует границу между реальным и ирреальным миром, между жизнью и смертью, предсмертием и бессмертием. Поэтому фонетическое и грамматическое подобие форм синь и сгинь усиливается общностью семантики на уровне символа.
Зыбкость границы между существительным и глаголом в императиве, а также сравнительной степенью прилагательного или наречия, в тех случаях, когда фонетически совпадают конечные элементы этих форм, становится основой глоссолалии — нарочито невнятной речи, функционально мотивированной в сцене заманивающего колдовства (поэма «Переулочки»):
Пояском через плечико / Хочет — клёк: / Раю-райскою реченькой / Шелк потек. / А — ю — рай, / А — ю — рей, / Об — ми — рай, / Сне — го — вей / / Речка — зыбь, / Речка — рябь, / Рукой — рыбоньки / Не лапь… («Переулочки»).
Единственный узуальный глагол во второй строфе Об — ми — рай предстает, как и окказиональные слова этой строфы, иконическим: тире растягивает его и моделирует заторможенное восприятие речи при гипнотическом обмирании. Глагольная форма распространяет свои грамматические свойства на слова соседних строк: — рей и Сне — го — вей читаются, прежде всего, как императивы глаголов реять и *снеговеть. При этом реять относится к шелку, а снеговеть — к состоянию обмирающего, застывающего героя. Но слово снеговей может интерпретироваться и как обстоятельство образа действия, то есть как наречие в сравнительной степени, примыкающее к глаголу обмирай. В то же время такие общеязыковые формы сравнительной степени, как смелей, веселей, выполняющие императивную функцию в репликах побуждения или приказа, могут характеризовать не только само действие (ср.: иди смелей), но и носителя действия (ср.: будь смелей).
Таким образом, в заговорной формуле, принадлежащей то ли героине-колдунье, то ли комментирующему события автору, слова являются одновременно и не словами, глаголы — не только глаголами, существительные — не только существительными.
Многозначность окказионального слова часто связана у Цветаевой с разнообразными возможностями словообразовательной мотивации. При образовании окказионализма в художественном тексте мотивационное значение слова выходит на первый план. Рассмотрим существительное рань в трагедии «Ариадна». Оно произносится, когда Тезей уступает Вакху свою любимую ради ее бессмертия. Слово рань может быть мотивировано прилагательным ранний (возможно, и наречием рано) и глаголом ранить (возможно, существительным рана). К нескольким производящим для одного производного слова добавляется омонимия корней, что вызывает трудности в содержательной интерпретации контексте:
Но в глазах ее — чаны
Слез в двусветную рань!
Я предателем встану! («Аридна»).
Самобытный талант Марины Цветаевой
«Незаконная комета» поэзии М.И. Цветаевой вспыхнула на небесах русской литературы, когда ей было всего 18 лет. Сборник «Вечерний альбом» стал первым шагом юной гимназистки в творческое бессмертие.
В этом сборнике она определила своё жизненное и литературное кредо-утверждение собственной непохожести и самодостаточности, обеспеченных глубиной души.
Более 70лет назад, отвечая на вопрос одной парижской газеты, что вы думаете о своем творчестве, Цветаева написала:
…Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
(Моим стихам, написанным так рано…, 1913)
А в 1939 году, перед отъездом на родину, заявила: «Стихам моим — всегда будет хорошо». Обе «формулы писательской судьбы» М. Цветаевой сегодня сбылись. Её «черёд» пришел уже тогда, когда писались самые первые строки, когда живая, горячая сила чувства заставила ощутить в себе поэта. Пришла пора рождения нового — подлинного по таланту и духу! — русского поэта.
Марина Ивановна Цветаева — мой любимый поэт. Это поразительный феномен не только русской поэзии, но прежде всего русской культуры, богатства которой столь неисчерпаемы. Из книг и журналов мы узнаем о различных взглядах цветаевоведов на биографию поэта, на ее судьбу. Судьба поэта была сложна и очень трагична. Творчество Цветаевой по-настоящему не изучено, не прочитано. Само творчество, сам стиль поэтической глубины — философский — недоступен для понимания без декодирования, стих воспринимается внешне, неглубоко. Самобытность Цветаевой, ее необыкновенный талант, чувство Родины и любви, эпатаж, цветаевская фронда, максимализм, свойственный юности — все это привлекает молодежь, но самостоятельно дойти до истоков, до корней, понять личность через стихотворение — это очень трудно.
Наша страна сейчас переживет тяжелое время, когда с экранов телевизоров провозглашается культ денег, затаптываются понятия доброты, порядочности, чести и честности, патриотизма, любви, когда резко падает уровень культуры. Цветаева, с ее большой любовью к Родине, с трепетным отношением к любви, к пониманию долга, поможет нам многое понять и восстановить вечные жизненные ценности.
Ее творчество необходимо изучать именно теперь, когда наше представление о наследии Цветаевой обогатилось новыми текстами — стихотворными циклами, поэмами, эссе, письмами, стал вырисовываться облик, образ крупного явления русской культуры. Цветаева явила нам предельно искреннюю силу страстей, уже позабытых в наш рациональный век, ту силу, у которой любовь и преданность («Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей…») не слова, а действие, разрывающее словесную оболочку, у которой вера в добро и бескорыстие человеческое — единственно возможный путь.
Поэзия Цветаевой самобытна, и стиль ее стихов очень сложен. Усложненная ритмика, звукопись, сбивающаяся на косноязычие, как будто неконтролируемый синтаксис — это воплощение замысла в той форме, которая представлялась единственной как дыхание.
В 1934 году была опубликована одна из программных статей М.И. Цветаевой «Поэты с историей и поэты без истории». В этой работе она делит художников слова на две категории. К первой относятся поэты «стрелы», т.е. мысли и развития, отражающие изменения мира и изменяющиеся с движением времени; другие — это «чистые лирики», поэты чувства. К последним она относила себя.
Одна из главных черт этого «чистого лирика» — самодостаточность, творческий индивидуализм. Своеобразие цветаевской позиции в том, что ее лирическая героиня всегда абсолютно тождественна личности поэта: Цветаева ратовала за предельную искренность поэзии, поэтому любое «я» в стихотворении, по ее мнению, должно соответствовать биографическому «я», с его настроениями, чувствами и мироощущением.
Поэзия Цветаевой — прежде всего вызов миру. О любви к мужу она скажет в раннем стихотворении: «Я с вызовом ношу его кольцо! «; в цикле «Стихи о Москве» представит себя умершей и противопоставит миру живых, хоронящих ее:
По улицам оставленной Москвы
Поеду — я, и побредете — вы.
И не один дорогою отстанет,
И первый ком о крышку гроба грянет…
(Настанет день, — печальный, говорят! 1916)
В этих стихах эмигрантских лет цветаевское противостояние миру получает уже более конкретное обоснование: в эпоху испытаний поэт видит себя в числе немногих, сохранивших прямой путь чести и мужества, предельной искренности и неподкупности:
Некоторым, без кривизны,-
Дорог дается жизнь.
II. Единство жизни и творчества Марины Цветаевой
Всю жизнь стихи были для Цветаевой средством самовыражения. Она поверяла им все. Каждый эпизод ее жизни можно отследить по ее стихам. Вот Февральская революция: «Пал без славы орел двуглавый. Царь! – Вы были неправы», – по этим строкам видно, что к революции Цветаева отнеслась как бы машинально, что происходившие события не затронули её души. Вот отклик Цветаевой на гражданскую войну, разлуку с мужем: «Добровольчество – это добрая воля к смерти», «Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу – грудь и висок»; «Бури-вьюги, вихры-ветры вас взлелеяли, А останетесь вы в песне – белы-лебеди!», – здесь мы видим ее отношение к Белой армии, тоску по обреченным героям, идеальным и благородным воинам. Суровая доля ее мужа С.Я. Эфрона послужила толчком к созданию «Лебединого стана», цикла стихов, посвященного Белой армии, ее обреченной жертвенности.
В творчестве Цветаевой также видно ее отношение к другим поэтам. Бескорыстно и без малейшей зависти она признавала Ахматову «единодержицею струн» поэзии; оплакивала ее, осиротевшую после смерти Гумилева и Блока: «Высоко твои братья! Не докличешься! Яснооконька моя, Чернокнижница!» На смерть Блока она откликнулась в августе и ноябре 1921-го торжественным реквиемом, в котором хотела передать скорбь всей России:
Не свой любовный произвол Пою – своей отчизны рану…
Цветаева, встретившись с мужем в Берлине летом 1922, поехала с ним в Чехию. Там они прожили три с небольшим года. Жизнь в чешских деревнях позволила Цветаевой до самых недр души проникнуться природой – вечной, непреходящей, стоящей над всеми людскими несовершенствами, «земными низостями дней»:
Деревья! К вам иду! Спастись От рева рыночного! Вашими вымахами ввысь Как сердце выдышано!.. Что в вашем веянье? Но знаю – лечите Обиду Времени Прохладой Вечности
В Чехии она необычайно страдает от тоски по Родине, но Родине идеальной, не исковерканной:
Покамест день не встал С его страстями стравленными, Во всю горизонталь Россию восстанавливаю…
Цветаева любила Родину, и проблема возвращения домой очень мучила ее: «Можно ли вернуться в дом, который – срыт?», «Той России — нету, как и той меня», «Нас родина не позовет!», «Здесь я не нужна. Там я невозможна».
Долгое время Марина Ивановна жила заграницей и только в июне 1939 года приехала в СССР. Далее несчастье за несчастьем: в августе арестовали дочь, в октябре – мужа Цветаевой, Гослитиздат задержал ее сборник стихов, ей не на что было жить. 31 августа 1941 года великий русский поэт Марина Ивановна Цветаева добровольно ушла из жизни в небольшом городке Елабуга. В одной из предсмертных записок были слова: «А меня простите – не вынесла».
Стилевые особенности творчества Цветаевой
СТИЛЕВЫЕ ОСОБЕННОСТИ ТВОРЧЕСТВА ЦВЕТАЕВОЙ.
В 1916 году в творческой судьбе Марины Цветаевой произошло значительное событие. Это было событие настолько громадной важности – именно
от этого года поэтесса решилась отсчитывать новый век. Реальный век событий и эпох не совпадает с календарным – это было ее непреложное убеждение.
И вот она попробовала это умозаключение на собственной творческой судьбе.
В том году у замечательной поэтессы произошел стилистический перелом.
От привычной, плавной, гладкой поэтической речи Марина приходит к новым стилистическим приемам, осваивает другие, ранее незнакомые ей средства выражения, новые методики построения текста, изыскивает отличительные фактурные построения.
От прежней акварельной прозрачной и несколько бледной манеры она переходит к живописи маслом, к пастозной лепке поэтической фактуры,
к многократным пропискам, демонстрируя многоуровневое построение письма, процессуальность изложения. Экспериментирует, пробует, ищет. Благо в том, что это позволяли возможности материала. При ее темпераменте речевой поток зашкаливал и выходил из берегов.
«Я не люблю стихов, которые льются. Рвутся – да!» так сама поэтесса характеризовала необычную стилистику стихотворений.
Если ее ранние сочинения напоминали собою некую консервацию, классический абсолют, словно запаянный в прозрачных ампулах, какие то амфоры с дорогим старинным вином, то теперь это положение меняется.
Обратившись к сочинениям в новом стиле, становится правилом для автора драматизировать эту самую манеру, делать ее динамичной. Драматургические законы главенствуют в сочинениях этой поры. Необходимость драматургического стержня, который являлся как бы средоточием сюжета ее лирических сочинений, наличие главенствующего дирижера в изложении мы можем наблюдать во многих стихотворениях того стиля, который мы вправе определять как зрелый авторский стиль. Наличие экспозиции, разработки, финала, демонстрирует новое, динамичное восприятие закономерностей композиции, возможностей формы. Каждой драматургической фазе соответствуют свои предпочтения в изложении материала.
В это время Марина ищет новые энергетические связи между словами, она сближает их, приводит как бы к единому родству, к неизбежным зависимостям. Стремится к конденсации смысловых построений, к точным речевым формулировкам, спартанской краткости письма. В ее некоторых сочинениях присутствует необыкновенная центробежная сила. Так, способно просто захватить дух явление, когда наблюдаешь, как словно бы с горы катится словесная лавина, поток, набирающий обороты с каждой новой строфой.
Крутой замес несут в себе самые филигранные строчки, исполненные деликатности, нежности, доброты:
Июльский ветер мне метет путь,
И где то музыка в окне чуть,
Ах, нынче ветру до зари дуть –
Сквозь стенки тонкие груди – в грудь!
Несомненно, это был цветаевский переход в новый неизведанный мир, в стихию мчащих молний и ветров, захватывающего головокружительного полёта. Это было упоение смелой девушки, подставившей свою грудь всем ураганам, шквалам и шальным порывам.
« Шамбор – это женщина, у которой порывом ветра разметало волосы » так выразился писатель Виктор Гюго об одном из французских замков.
Эта романтическая фраза как нельзя лучше характеризует цветаевский стиль, а если еще точнее выразиться – цветаевский романтизм.
Не могу не согласиться с тем исследователем литературы, который заметил, что все достижения символизма – ее лучших представителей воплотились в юношеском, то есть раннем стиле Марины Цветаевой. Кажется, это отметил в одной из своих статей поэт Анненский.
Да, она сумела, она смогла достичь того же, она добилась чтобы у нее было «как у людей».
А теперь ее новая манера огорошила ее саму. Это было нечто сродни радостному сознанию гимнастки, освоившей акробатические элементы.
Удивительная пластика, грация, художественные изыски – и всё это в непреложном движении. Непрерывном. Закружилось, завертелось, захватило. Слова словно смеялись и играли.
Увлекательное творчество – вот она, целая эпоха творческого долголетия, активной молодости.
В это время написаны ее лучшие лирические стихи. Цикл «к бессоннице», «Психея», «бабушка», «глаза», «ветер, ветер выметающий», «памяти Гейне», и это, которое невозможно прочитать без внутренней дрожи: «тебе через сто лет». Многое, многое другое. Во всём этом жар и прелесть жгучего юга, комфортабельного полуденного пляжа, пейзажа, за которым виднеется весь необозримый материк. Взгляд как бы из Коктебеля?
Рубленые фразы рубят под корень. Сознание жгут, а не жмут.
Экспрессивные и экспансивные. Грозные, как божий день.
Что ж, в свое время, в своем позднем стиле, Марина придет к неологизмам, к новым лексически – экзотическим словоформам, словам трудным и древним, словно заплутавшие корни деревьев, уповая при этом на свое развитое лингвистическое чувство языка. Несомненно, она исходила из дремавшей в ней потребности углубляться в недра народных речений.
В этом она продолжатель творческих поисков Пушкина, который ориентировался на русский народный язык, и не стеснялся прозаизмов. Пушкина она любила и ценила всю свою жизнь.
Накопление жизненных неудач повлияло на цветаевский стиль самым непосредственным и прискорбным образом. Они замутили его, затемнили. Ясность Марина всё больше стала отдавать прозе. Стихи всё так же полнокровны в своём движении, эпическом разливе, но этот поток несёт теперь ил и подводные наслоения, нечто похожее на посторонние предметы, случайные осколки, черепки непостижимых изделий – ее изречений. Теперь ее основные усилия направлены на работу в освоении разных смыслов, неприкаянных и непозволительных, при этом достоинства и прелесть живой, естественной поэзии подменяются поэтической риторикой. То есть, как говорят в народе, как бы Федот, да не тот.
Это было время ее нездорового, нелогичного увлечения Борисом Пастернаком.
Творчество этого сложного, изощренно – прихотливого автора, как
правило, чрезмерно – невозмутимого, наложило на поэзию Марины Ивановны свой пагубный, свой трагически – деструктивный отпечаток. Герметичный, громоздкий пастернаковский стиль был абсолютно противопоказан эмоциональной, импульсивной, открытой Марине Цветаевой.
Вот, например, полюбуйтесь сами: стихи, посвященные Пастернаку, навеянные
его личностью, его стилем, и тематически – взаимной разлукой:
Вереницами певческий свай,
Подпирающих Эмпиреи
Посылаю тебе свой пай
Праха дольнего.
Анализ стихотворения Марины Цветаевой «Мне нравиться, что вы больны не мной»
Стихотворение написано в 1915 году. Оно отличается особым надрывом и обилием выразительных средств. Так, композиция стихотворения построена на антитезе, которая развертывается от первой строфы-тезиса к последней.
Первая строфа:
Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами.
Последние строки:
За то, что Вы больны – увы! – не мной,
За то, что я больна – увы! – не Вами.
Совпадение зачина и конца стихотворения свидетельствует о кольцевой композиции. Для стихотворения характерно обилие отрицаний. Они связаны с любовью, такой, какой ее видит, чувствует, понимает Марина Цветаева. Для неё любовь – это когда «шар земной плывет под ногами»., когда влюбленные «краснеют удушливой волной»,»гуляют под луной».
Он и Она представлены в двух параллельных мирах, не соприкасающихся друг с другом. Но эта отчужденность мнима, так как «. Вы меня – не зная сами! –Так любите: за мой ночной покой. «. Сама героиня бережно хранит в памяти каждый момент проведенный с ним вместе. Она сожалеет, что не будет » гуляний под луной», «солнца у на над головами».
Эмоциональная напряженность последних строк, анафоры придают всем отрицаниям обратный смысл.
II. Единство жизни и творчества Марины Цветаевой
Всю жизнь стихи были для Цветаевой средством самовыражения. Она поверяла им все. Каждый эпизод ее жизни можно отследить по ее стихам. Вот Февральская революция: «Пал без славы орел двуглавый. Царь! – Вы были неправы», – по этим строкам видно, что к революции Цветаева отнеслась как бы машинально, что происходившие события не затронули её души. Вот отклик Цветаевой на гражданскую войну, разлуку с мужем: «Добровольчество – это добрая воля к смерти», «Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу – грудь и висок»; «Бури-вьюги, вихры-ветры вас взлелеяли, А останетесь вы в песне – белы-лебеди!», – здесь мы видим ее отношение к Белой армии, тоску по обреченным героям, идеальным и благородным воинам. Суровая доля ее мужа С.Я. Эфрона послужила толчком к созданию «Лебединого стана», цикла стихов, посвященного Белой армии, ее обреченной жертвенности.
Не свой любовный произвол
Пою – своей отчизны рану…
Цветаева, встретившись с мужем в Берлине летом 1922, поехала с ним в Чехию. Там они прожили три с небольшим года. Жизнь в чешских деревнях позволила Цветаевой до самых недр души проникнуться природой – вечной, непреходящей, стоящей над всеми людскими несовершенствами, «земными низостями дней»:
Деревья! К вам иду! Спастись
От рева рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано.
Что в вашем веянье?
Но знаю – лечите
Обиду Времени
Прохладой Вечности
В Чехии она необычайно страдает от тоски по Родине, но Родине идеальной, не исковерканной:
Покамест день не встал
С его страстями стравленными,
Во всю горизонталь Россию восстанавливаю…
Долгое время Марина Ивановна жила заграницей и только в июне 1939 года приехала в СССР. Далее несчастье за несчастьем: в августе арестовали дочь, в октябре – мужа Цветаевой, Гослитиздат задержал ее сборник стихов, ей не на что было жить. 31 августа 1941 года великий русский поэт Марина Ивановна Цветаева добровольно ушла из жизни в небольшом городке Елабуга. В одной из предсмертных записок были слова: «А меня простите – не вынесла».
В лирике Марины Цветаевой есть какая-то особенная доверительность, открытость. Валерий Брюсов писал, что от её стихов бывает иногда неловко, будто подсмотрел в замочную скважину. И действительно, в стихах — вся ее жизнь.
Художественные особенности поэзии Цветаевой
Сила цветаевских стихов — не в зрительных образах, а в завораживающем потоке все время меняющихся, гибких, вовлекающих в себя ритмов. Но эта изощренность интонационного строя — замедления, ускорения, перебои ритма — не является чисто внешним приемом, она отражает ритм переживаний. Порывистый и прерывистый характер поэтической речи выражает душевное состояние поэта именно сейчас, в данную минуту — стихи рождаются вместе со взволнованным дыханием, они еще не остыли от породившего их внутреннего жара. Ритм стихов Цветаевой — это дыхание ее поэтического существа.
Стремительно-эмоциональная ритмика дополняется богатством звуковой аранжировки: поэтическая ткань стихотворений скреплена аллитерациями (повторением одних и тех же согласных звуков в разных словах), звуковыми повторами (неоднократным употреблением одного и того же ключевого слова), звуковой перекличкой сходных по звучанию или синонимически-родственных слов. Рифмовка стихов (строк в строфе) — свежая и неожиданная, зачастую это лишь приблизительные рифмы, лучше сказать, концевые созвучия.
В эту стихотворную ткань надо вслушиваться (а не вчитываться!), чтобы через ритм и звук проникнуться настроем души, взлетом чувств и задыхающейся сиюминутностью переживаний поэта. С присущим ей максимализмом — видеть окружающих не такими, каковы они в действительности, а как диктует ее внутренний идеал — Цветаева и в стихах других, переводимых ею, поэтов искала то, что было главным для нее — звук и душу. «Я перевожу по слуху — и по духу (вещи). Это больше, чем смысл».
Мысль, смысл цветаевских стихотворений подчинены чувствованию и даже в формальном выражении (разделении на строфы) зависят от ритма. Внутренняя взволнованность, выраженная пульсирующим ритмом, настолько велика, что она выплескивается за грани четверостиший, строф, оканчивая фразу-мысль в неожиданном месте. Порывистый, стремительный ритм рвет плавное течение мысли, и в результате фраза дробится на отдельные смысловые куски. В тексте остаются только самые необходимые опорные фрагменты, акценты мысли, а все понятное само собой опускается, вместо него — тире, пауза. И в этой паузе, как бы на лету, возникают смысловые и образные ассоциации — из накала чувств и переклички слов, сходных по звучанию, но различных по значению.
Наряду с необычностью ритмического строя, смысловая сжатость, афористичность поэтической речи — еще одна характерная примета новаторского и неповторимого стиля Цветаевой. Формально это проявляется в выходе фразы за рамки традиционной строфы и в многочисленных паузах-тире.
II. Единство жизни и творчества Марины Цветаевой
Всю жизнь стихи были для Цветаевой средством самовыражения. Она поверяла им все. Каждый эпизод ее жизни можно отследить по ее стихам. Вот Февральская революция: «Пал без славы орел двуглавый. Царь! – Вы были неправы», – по этим строкам видно, что к революции Цветаева отнеслась как бы машинально, что происходившие события не затронули её души. Вот отклик Цветаевой на гражданскую войну, разлуку с мужем: «Добровольчество – это добрая воля к смерти», «Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу – грудь и висок»; «Бури-вьюги, вихры-ветры вас взлелеяли, А останетесь вы в песне – белы-лебеди!», – здесь мы видим ее отношение к Белой армии, тоску по обреченным героям, идеальным и благородным воинам. Суровая доля ее мужа С.Я. Эфрона послужила толчком к созданию «Лебединого стана», цикла стихов, посвященного Белой армии, ее обреченной жертвенности.
В творчестве Цветаевой также видно ее отношение к другим поэтам. Бескорыстно и без малейшей зависти она признавала Ахматову «единодержицею струн» поэзии; оплакивала ее, осиротевшую после смерти Гумилева и Блока: «Высоко твои братья! Не докличешься! Яснооконька моя, Чернокнижница!» На смерть Блока она откликнулась в августе и ноябре 1921-го торжественным реквиемом, в котором хотела передать скорбь всей России:
Не свой любовный произвол Пою – своей отчизны рану…
Цветаева, встретившись с мужем в Берлине летом 1922, поехала с ним в Чехию. Там они прожили три с небольшим года. Жизнь в чешских деревнях позволила Цветаевой до самых недр души проникнуться природой – вечной, непреходящей, стоящей над всеми людскими несовершенствами, «земными низостями дней»:
Деревья! К вам иду! Спастись От рева рыночного! Вашими вымахами ввысь Как сердце выдышано!.. Что в вашем веянье? Но знаю – лечите Обиду Времени Прохладой Вечности
В Чехии она необычайно страдает от тоски по Родине, но Родине идеальной, не исковерканной:
Покамест день не встал С его страстями стравленными, Во всю горизонталь Россию восстанавливаю…
Цветаева любила Родину, и проблема возвращения домой очень мучила ее: «Можно ли вернуться в дом, который – срыт?», «Той России — нету, как и той меня», «Нас родина не позовет!», «Здесь я не нужна. Там я невозможна».
Долгое время Марина Ивановна жила заграницей и только в июне 1939 года приехала в СССР. Далее несчастье за несчастьем: в августе арестовали дочь, в октябре – мужа Цветаевой, Гослитиздат задержал ее сборник стихов, ей не на что было жить. 31 августа 1941 года великий русский поэт Марина Ивановна Цветаева добровольно ушла из жизни в небольшом городке Елабуга. В одной из предсмертных записок были слова: «А меня простите – не вынесла».
Основные вехи трагической судьбы Марины Цветаевой
Родилась 26 сентября 1882 г. в интеллигентном московском дворянском семействе в церковный праздник Иоанна Богослова. Сама Марина считала это пророческим знамением в своей судьбе. Отец, Иван Владимирович — профессор кафедры древнеримской словесности, искусствовед, посвятивший себя делу создания в Москве первого музея всемирного искусства, который Марина называла «гигантским младшим братом», настолько было любимо отцом это «детище». Мать, Мария Александровна — выдающаяся профессиональная пианистка. Благодаря матери, которая заметила, что у дочери абсолютный музыкальный слух, с 4 лет стала заниматься музыкой и читать, начала пробовать рифмовать с 5 лет. Марина и ее сестра Анастасия часто сопровождали мать, лечившуюся от чахотки в поездках по Италии, Германии, Франции, Швейцарии, где девочки учились в различных учебных заведениях. В это время Марина приобщается к европейской культуре, сочиняет стихи на французском и немецком. В 1906 г. мать умирает, Марина рано обретает зрелость и самостоятельность. Но учится она с неохотой, поменяв несколько московских гимназий. В 16 лет прервала обучение, настояв на своем желании поехать в Сорбонну, чтобы слушать лекции по старофранцузской литературе.
Первую книгу «Вечерний альбом» (1910 г.), состоящую из 111 стихотворений, написанных с 14 лет, печатает за свой счет, будучи 17-летней гимназисткой. Это воспоминания о детстве, как ни странно это звучит, совсем юной девушки, уже много узнавшей и пережившей смерть матери. Во многих стихотворениях звучат далеко не детские мотивы.
Обычно начинающий автор старается сначала заручиться поддержкой и рекомендациями известных литераторов, напечататься в журналах. С Мариной вышло все иначе. На неизвестную поэтессу обратили внимание уже состоявшиеся и знаменитые поэты. Ее книга вызвала волнение в литературной среде, одними из первых дают рецензии Брюсов, Гумилев.
I.СОВРЕМЕННИКИ О МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
1. Максимилиан Волошин высоко оценил первый сборник стихов «Волшебный фонарь», заявив, что «никому в поэзии не удавалось написать о детстве из детства».
2. И. Эренбург писал: «Кажется, нет в моих воспоминаниях более трагического образа, чем Марина. Все в ее биографии зыбко, иллюзорно: и политические идеи, и критические суждения, и личные драмы – все, кроме поэзии…»
3. Б. Пастернак вспоминал: «Она совершала подвиги каждый день. Это были подвиги верности той единственной стране, подданным которой она была — поэзии».
4.И. Эренбург, как бы дополняя цветаевскую самохарактеритику, писал: «Она многое любила именно потому, что нельзя, аплодировала не в те минуты, что ее соседи, глядела одна на опустившийся занавес, уходила во время действия из зрительного зала и плакала в темном пустом коридоре».
Тема творчества поэта и поэзии.
М.И. Цветаева. Основные темы творчества. Тема творчества поэта и поэзии.
Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – знаменитая русская поэтесса, прозаик, переводчик, которая своим творчеством оставила яркий след в литературе 20 века.
Родилась Марина Цветаева в Москве 26 сентября (8 октября) 1892 года. Ее отец был профессором университета, мать – пианисткой. Стоит кратко заметить, что биография Цветаевой пополнилась первыми стихами еще в возрасте шести лет.
Первое образование получила в Москве в частной женской гимназии, затем обучалась в пансионах Швейцарии, Германии, Франции.
После смерти матери, Марина и ее брат и две сестры воспитывались отцом, который старался дать детям хорошее образование.
Начало творческого пути
Первый сборник стихотворений Цветаевой был опубликован в 1910 году («Вечерний альбом»). Уже тогда на творчество Цветаевой обратили внимание знаменитые — Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин и Николай Гумилёв. Их творчество и произведениями Николая Некрасова значительно повлияли на раннее творчество поэтессы.
В 1912 году она выпустила второй сборник стихов – «Волшебный фонарь». В эти два сборника Цветаевой вошли также стихотворения для детей: «Так», «В классе», «В субботу». В 1913 году выходит третий сборник поэтессы под названием «Из двух книг».
Во время Гражданской войны (1917-1922) для Цветаевой стихи являются средством выразить сочувствие. Кроме поэзии она занимается написанием пьес.
В 1912 году выходит замуж за Сергея Эфрона, у них появляется дочь Ариадна.
В 1914 году Цветаева знакомится с поэтессой Софией Парнок. Их роман длился до 1916 года. Ей Цветаева посвятила цикл своих стихотворений под названием «Подруга». Затем Марина вернулась к мужу.
Вторая дочь Марины, Ирина, умерла в возрасте трех лет. В 1925 году родился сын Георгий.
Жизнь в эмиграции
В 1922 году Цветаева переезжает в Берлин, затем в Чехию и в Париж. Творчество Цветаевой тех лет включает произведения «Поэма горы», «Поэма конца», «Поэма воздуха». Стихи Цветаевой 1922-1925 годов были опубликованы в сборнике «После России» (1928). Однако стихотворения не принесли ей популярности за границей. Именно в период эмиграции в биографии Марины Цветаевой большое признание получила прозы.
Цветаева пишет серию произведений, посвященную известным и значимым для неё людям:
- в 1930 году написан поэтический цикл «Маяковскому», в честь известного Владимира Маяковского, чьё самоубийство потрясло поэтессу;
- в 1933 – «Живое о живом», воспоминания о Максимилиане Волошине
- в 1934 – «Пленный дух» в память об Андрее Белом
- в 1936 – «Нездешний вечер» о Михаиле Кузмине
- в 1937 – «Мой Пушкин», посвященное Александру Сергеевичу Пушкину
II. Единство жизни и творчества Марины Цветаевой
Всю жизнь стихи были для Цветаевой средством самовыражения. Она поверяла им все. Каждый эпизод ее жизни можно отследить по ее стихам. Вот Февральская революция: «Пал без славы орел двуглавый. Царь! – Вы были неправы», – по этим строкам видно, что к революции Цветаева отнеслась как бы машинально, что происходившие события не затронули её души. Вот отклик Цветаевой на гражданскую войну, разлуку с мужем: «Добровольчество – это добрая воля к смерти», «Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу – грудь и висок»; «Бури-вьюги, вихры-ветры вас взлелеяли, А останетесь вы в песне – белы-лебеди!», – здесь мы видим ее отношение к Белой армии, тоску по обреченным героям, идеальным и благородным воинам. Суровая доля ее мужа С.Я. Эфрона послужила толчком к созданию «Лебединого стана», цикла стихов, посвященного Белой армии, ее обреченной жертвенности.
В творчестве Цветаевой также видно ее отношение к другим поэтам. Бескорыстно и без малейшей зависти она признавала Ахматову «единодержицею струн» поэзии; оплакивала ее, осиротевшую после смерти Гумилева и Блока: «Высоко твои братья! Не докличешься! Яснооконька моя, Чернокнижница!» На смерть Блока она откликнулась в августе и ноябре 1921-го торжественным реквиемом, в котором хотела передать скорбь всей России:
Не свой любовный произвол Пою – своей отчизны рану…
Цветаева, встретившись с мужем в Берлине летом 1922, поехала с ним в Чехию. Там они прожили три с небольшим года. Жизнь в чешских деревнях позволила Цветаевой до самых недр души проникнуться природой – вечной, непреходящей, стоящей над всеми людскими несовершенствами, «земными низостями дней»:
Деревья! К вам иду! Спастись От рева рыночного! Вашими вымахами ввысь Как сердце выдышано!.. Что в вашем веянье? Но знаю – лечите Обиду Времени Прохладой Вечности
В Чехии она необычайно страдает от тоски по Родине, но Родине идеальной, не исковерканной:
Покамест день не встал С его страстями стравленными, Во всю горизонталь Россию восстанавливаю…
Цветаева любила Родину, и проблема возвращения домой очень мучила ее: «Можно ли вернуться в дом, который – срыт?», «Той России — нету, как и той меня», «Нас родина не позовет!», «Здесь я не нужна. Там я невозможна».
Долгое время Марина Ивановна жила заграницей и только в июне 1939 года приехала в СССР. Далее несчастье за несчастьем: в августе арестовали дочь, в октябре – мужа Цветаевой, Гослитиздат задержал ее сборник стихов, ей не на что было жить. 31 августа 1941 года великий русский поэт Марина Ивановна Цветаева добровольно ушла из жизни в небольшом городке Елабуга. В одной из предсмертных записок были слова: «А меня простите – не вынесла».
II. Единство жизни и творчества Марины Цветаевой
Всю жизнь стихи были для Цветаевой средством самовыражения. Она поверяла им все. Каждый эпизод ее жизни можно отследить по ее стихам. Вот Февральская революция: «Пал без славы орел двуглавый. Царь! – Вы были неправы», – по этим строкам видно, что к революции Цветаева отнеслась как бы машинально, что происходившие события не затронули её души. Вот отклик Цветаевой на гражданскую войну, разлуку с мужем: «Добровольчество – это добрая воля к смерти», «Белая гвардия, путь твой высок: Черному дулу – грудь и висок»; «Бури-вьюги, вихры-ветры вас взлелеяли, А останетесь вы в песне – белы-лебеди!», – здесь мы видим ее отношение к Белой армии, тоску по обреченным героям, идеальным и благородным воинам. Суровая доля ее мужа С.Я. Эфрона послужила толчком к созданию «Лебединого стана», цикла стихов, посвященного Белой армии, ее обреченной жертвенности.
В творчестве Цветаевой также видно ее отношение к другим поэтам. Бескорыстно и без малейшей зависти она признавала Ахматову «единодержицею струн» поэзии; оплакивала ее, осиротевшую после смерти Гумилева и Блока: «Высоко твои братья! Не докличешься! Яснооконька моя, Чернокнижница!» На смерть Блока она откликнулась в августе и ноябре 1921-го торжественным реквиемом, в котором хотела передать скорбь всей России:
Не свой любовный произвол Пою – своей отчизны рану…
Цветаева, встретившись с мужем в Берлине летом 1922, поехала с ним в Чехию. Там они прожили три с небольшим года. Жизнь в чешских деревнях позволила Цветаевой до самых недр души проникнуться природой – вечной, непреходящей, стоящей над всеми людскими несовершенствами, «земными низостями дней»:
Деревья! К вам иду! Спастись От рева рыночного! Вашими вымахами ввысь Как сердце выдышано!.. Что в вашем веянье? Но знаю – лечите Обиду Времени Прохладой Вечности
В Чехии она необычайно страдает от тоски по Родине, но Родине идеальной, не исковерканной:
Покамест день не встал С его страстями стравленными, Во всю горизонталь Россию восстанавливаю…
Цветаева любила Родину, и проблема возвращения домой очень мучила ее: «Можно ли вернуться в дом, который – срыт?», «Той России — нету, как и той меня», «Нас родина не позовет!», «Здесь я не нужна. Там я невозможна».
Долгое время Марина Ивановна жила заграницей и только в июне 1939 года приехала в СССР. Далее несчастье за несчастьем: в августе арестовали дочь, в октябре – мужа Цветаевой, Гослитиздат задержал ее сборник стихов, ей не на что было жить. 31 августа 1941 года великий русский поэт Марина Ивановна Цветаева добровольно ушла из жизни в небольшом городке Елабуга. В одной из предсмертных записок были слова: «А меня простите – не вынесла».
В лирике Марины Цветаевой есть какая-то особенная доверительность, открытость. Валерий Брюсов писал, что от её стихов бывает иногда неловко, будто подсмотрел в замочную скважину. И действительно, в стихах — вся ее жизнь.
Труб – лишь только лепет
Трав – перед тобой.
Марина Цветаева – большой поэт, ее вклад в культуру русского стиха XX века значителен. Судорожные и вместе с тем стремительные ритмы Цветаевой – это ритмы XX века, эпохи величайших социальных катаклизмов и грандиозных революционных битв.
Марина Ивановна Цветаева (1892-1941) в начале творческого пути считала себя и была последовательным романтиком. Она наиболее полно выразила в русской литературе неоромантические
веяния, которым был отмечен серебряный век. Яркой приметой русского романтизма была цыганская тема. Она оказалась одной из центральных в ранней лирике Цветаевой. На страницах ее первых книг мы замечаем влияние Байрона, Пушкина как романтика, Батюшкова. Ее излюбленные слова –
никогда
и
навеки
– слова, обозначающие романтические крайности. При всем неповторимом своеобразии она стала преемницей традиций экспрессионизма и кубофутуризма. Приемы поэтической речи у нее именно футуристические: напряженное внимание к звучанию речи, слову и словообразованию, обилие пауз (цветаевские тире соответствуют не синтаксису, а эмоциям), синтаксис, противостоящий бытовой речи, стих, нарушающий нормы силлаботоники, ораторская интонация, срывающаяся на крик, вопль. Основным для Цветаевой становится прием смыслового варьирования. В ее сознании возникает какая-то мысль, обычно в метафорической форме, в виде афористической формулы. Этот зародыш стихотворения становится инвариантом, неизменной основой; она многократно варьируется, и эти варианты составляют основную ткань произведения.
Первый сборник стихов – «Вечерний альбом» (1910), сборники «Волшебный фонарь», «Из двух книг», «Версты», «Ремесло», «После России» и др. Поэмы «Царь-Девица», «Поэма горы», «Поэма конца», «Поэма лестницы», «Поэма воздуха», «Автобус» и др. Пьесы «Конец Казановы», «Федра» и др. Эссе «Мой Пушкин».
В первой книге – этюды, лирические картинки, зарисовки жизненных ситуаций, душевных конфликтов. В названиях стихотворений проступает живописный импрессионизм: «Дортуар весной», «В Люксембургском саду», «Дама в голубом», «Акварель», «Книги в красном переплете». Также музыкальные ассоциации. Художественный синтез.
Не принадлежала ни к одной из поэтических групп. Но имело место влияния символизма, которое проявилось, прежде всего, в представлении о том, что поэт – посредник между миром человеческим и астралом и роль его на земле – преобразующая. Артистическая натура Цветаевой, отсутствие каких-либо усилий, направленных на создание имиджа поэта, органичный вход в литературу.